Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-27-

Машину вёл Менди. Доктон Тернер повернулась ко мне с переднего сидения: "Вот, она, наша жизнь". Я нелепо кивал головой и думал: "На хер она это говорит?" "Немного она стоит", - сказал Менди. Тернер бросила на меня многозначительный взгляд, который я не понял.

Один из районов городка расположен прямо на берегу моря и называется Гиват Ольга – Холм Ольги. Родители Шалома жили в небольшом домике в окружение необычного для современного Израиля большого двора - целая зелёная лужайка с несколькими деревьями и кустарниками. Между растениями неспеша прогуливался вороной стреноженный жеребец.

-И это конь Магомеда, - вспомнил я бред Шалома

Родите – пара лет 80-ти – невысокие, смуглые, худые, отец в чёрной кипе и чёрном костюме, мать – в платочке и платье до пят сидели без обуви на низеньких скамеечках – обычаи траура. Окружала их многочисленная родня, одних только детей без Шалома – осталось 8 человек. На низеньком столике стояло питьё и угощения.

-Утонул, утонул, - плакали родители, когда мы, подходя к ним по очереди, произносили: "Примите наши соболезнования".

За окном заржал конь.

-Шалом его так любил, - смахнул слёзы отец, - Другой погиб. Шалом так переживал.

-А что если смерть коня и вызвала обострение, а потом и самоубийство, - я не верил в простое утопление.

Конь опять заржал, тревожно и пронзительно, отчего в груди колыхнулось что-то неприятное и расползлось какое-то смятение. Невысокая женщина лет 40 - копия Шалома - налила всем "Кока-колы". Я не перевариваю её, но со словом: "Спасибо, - взял стакан и пригубил его содержимое, думая, - Это представление? Так всем удобнее – несчастный случай. Так они на самом деле считают? "

На обратном пути в диспансер я старался не смотреть на Тернер и думал: "Как бы поступил на моём месте порядочный человек? "

Менди поехал искать место для машины. Когда я в дверях диспансера пропустил доктор Тернер, она оглянулась и сказала: "Илья, зайди ко мне".

-Чего она от меня ещё хочет?

Заняв своё рабочее место и приняв позу – руки под грудью, заведующая сказала: "Ты знаешь психолога Яира ?"

-Разумеется.

-Тебе хотелось бы с ним работать? Всё. Можешь не продолжать – у тебя, как и всегда всё написано на лице. Наша Орэла всё-таки уходит на пенсию. Яир уходит из больницы и ищёт продвижения. Пусть в другом месте. В конце концов, тебе с ним работать.

Я кивал головой, как китайский болванчик. Неужели, даже улыбался? Всё-таки очередное напоминание. "Я тоже буду так крутиться на этом мес?" – усмехнулся я про себя.

Доктор Тернер повертелась на своём кресле. Лицо её потемнело: "У Менди обнаружили лимфому " .

-Твою мать, выдал я в сердцах и полагал, что про себя. Ан нет.

-Мой покойный муж тоже так ругался – ты прошептал, но я поняла по губам. Вот она жизнь. Русские в таких случаях пьют.

-Хорошо бы, – мотнул я головой.

По дороге в кабинет меня пронзило: "Не хочу быть на его похоронах… Заткнись, хватит ", - сам испугался я этой мысли и постарался побыстрее запихнуть её как можно дальше. Навсегда вычистить из головы.

-Я не могу понять, у меня жена русская, дети от смешанных браков всегда здоровее, сильнее, красивее. Я потому-то и решил, что никогда не женюсь на еврейке, так почему же мой единственный сын шизофреник? - пожилой человек с морщинистым лицом потряхивал седой гривой и говорил с обвинительным напором, как будто бы я лично был виноват в болезни его сына.

Сидящий рядом с ним мужчина – молодая копия своего отца – равнодушно смотрел на стенку, ни чем, не выдавая, что речь идёт именно о нём.

Я взял ручку, раскрыл карточку больного: "По-моему, важнее, чем разная национальность супругов, что они сами собой представляю".

-Ну, это только по-вашему, - разозлился несчастный отец.

-Хорошо, как вы себя чувствуете? – перевёл я взгляд на молодого человека, думая, - Какие странные типы, какие нелепые мнения, что толь ко не водится в человеческих пампасах.

-Нормально.

-Он работает, - вставил отец.

-Хорошо, но позвольте мне поговорить. Хотелось бы, чтобы Виктор чувствовал себя свободно, - вспомнил я мать и дочь Сегаль. Мужчина восторга не выказал, но в разговор больше не вмешивался. Я всё-таки спросил Виктора: "Как вы предпочитаете, чтобы ваш отец присутствовал при нашем разговоре или подождал вас в коридоре?" "Пусть папа будет", - как-то очень по-детски ответил человек под 30 лет. "Как многозначительно и двусмысленно звучит", - посмотрел я на пожилого человека, вспомнил Менди, испытал неприятное чувство преходящего…

Получив необходимое для оценки состояния , со словами: "Вот вам новая очередь", я протянул молодому человеку карточку приглашений и отправил на получаемый им раз в месяц укол.

Казанский завершил цикл в диспансере. В свой прощальный день он принёс торт и две бутылки красного вина. Отметить столь волнующее событие, как нет, пришёл и Лайкин, не имеющий никакого отношения к диспансеру. Так как Роман успел отработать 17 лет в одном из ленинградских психиатрических диспансеров, то Учёный Совет профсоюза врачей обязал его провести только год в закрытом отделении психиатрической больницы, и марш вперёд сдавать два экзамена, и первой, и второй ступени. Это при том, что уже начиная с 15 лет они освобождали врачей от сдачи экзамена первой ступени, правда, при условии работы в больнице.

-На запашёк спиртного прибежал. Нажрётся сегодня, как обычно, - подумал я.

Все врачи, кроме доктора Тернер – единственный не ординатор – собрались в кабинете юбиляра. "Ты чего начальницу-то не пригласил?" – усмехнулся Пастернак.

-Тебе в следующем месяце, вот ты и пригласишь.

Якир поправил свою и так-то идеальную чёлку: "Бирман приглашал".

-На то он и Бирман, - открыл Лайкин бутылку вина.

-Он до сих пор жалеет, что не трахнул её, - из-за присутствия доктора Нисимовой проговорил я про себя.

-Ну, ладно, как дальше-то жить будешь? - спросил Пастернак.

-Не часто, но с удовольствием, - усмехнулся Геннадий.

Лаййкин разлил вино по стаканам: "Ладно, дамы и господа, хорошо, что так. Хорошо, что мы вместе. Хорошо, что можем вот так. Хорошо, что ещё не жарко. Ле-хайм (еврейский тост – За жизнь).

Пастернак выпил вина, по своей физиологической особенности прибавил красного цвета к своему и так-то всегда розовому лицу и сказал: "Хорошо, что мы помогаем друг другу. Да и кто нам поможет, если мы сами не постоим один за другого. Мы должны всегда помогать и вытаскивать друг друга", - и вновь отпил вина. Эдуард на самом деле отличался отзывчивостью, всегда старался поддержать и сделать что в его силах для всех выходцев из Союза. "В отличие от твоей любовницы. Доктор Нисимову интересует всегда и везде только она сама. Манипулятивная особа, но с хорошей фигурой и смазливая", - подумал я.

Лайкин заглотнул второй стакан: "Что тебе осталось?"

-Научная работа, неврология и экзамен.

-Психотерапию ты уже не упоминаешь, - поставил только пригубленный им стакан вина доктор Якир.

Эдуард хотел что-то ответить, но в этот момент где-то невдалеке прогремел такой силы взрыв, что задрожали стенки, зазвенели стёкла, все вздрогнули.

-Господи, что это, - побледнела, как полотно Ирина и у неё задрожали губы.

Чувствуя дрожь внутри, я встал, зачем-то подошёл к окну, сам не понимая своё деяние, открыл его: "Или детишки взорвали хлопушку, или мирный процесс продолжается".

В кабинет заскочила жена полицейского полноватая красавица регистратор Рики: "На центральном автовокзале взорвали автобус".

-Значит не детишки, а набирает обороты мирный процесс, блядь, - я уже перестал стесняться Ирины, тем более, что она находилась в полуобморочном состоянии, губы её судорожно шептали: "Вика, Вика". Пастернак обратился в варёного рака: "Попали мы, . влипли. идиоты". "Что с Ириной?" – оставался всё так же невозмутимо холодным Сруль. "Её дочка должна находиться в это время на Тахана мерказит (центральный автовокзал, иврит)". "Кто со мной к раненным?" – поднялся и потянулся во весь свой почти 2-метровый рост Сруль. Я встал рядом с ним. Лайкин тоже попытался покинуть стул, но ноги его уже не держали. "Успел-таки нажраться. Быстро, стремительно и эффективно, однако. Чего терять-то драгоценное времечко, - пробормотал я и перешёл на полушёпот, - А ты не пьяничай, солдатик, мать твою, не пьяничай".

-Пошли, - потянул меня Сруль за рукав.

От диспансера до центрального автовокзала по прямой метров 250. Следуя улицам, это расстояние увеличивается до полукилометра. Арабская живая бомба взорвала автобус на прямоугольнике центрального автовокзала. От момента взрыва прошло не более 10 минут. Хотя кто знает, эти взрывы исковеркали пространство-время, изуродовали его, размозжили, породили чудовищную энтропию небытия, намного худшую, чем до сотворения мира… ибо тогда царила надежда. Самое удивительное, что Израиль и израильтяне смогли пережить то, подстроенное им как бы их властью, время…

возврат к началу.